Hold on a coal field*. Лиана Ланга «Вещество взгляда»

В 2012 году в русском переводе Милены Макаровой вышел поэтический сборник известной латышской поэтессы Лианы Ланги "Вещество взгляда" (Москва: Арт Хаус медиа). Сборник делится на тематические лирические циклы – Взгляд, Безродные, Сообщения для рук и камней, Ночь Холдена, Исполнитель, Вещи.

Лиана Ланга – автор четырех поэтических сборников, изданных на латышском языке – Te debesis, te ciparnīca (1997), Iepūt taurītē, Skorpion! (2001), Antenu burtnīca (2006), Vilkogas (2010). "Вещество взгляда" – это первое русское издание текстов Лианы Ланги, первое, немного робкое, знакомство латышской поэтессы с русскоязычным читателем, вхождение в пространство русских литературных текстов. Поэт и переводчик Милена Макарова в предисловии к изданию задается вопросом: "Легко или тяжело переводить стихи Ланги? И то, и другое – одновременно. Непросто, как всегда, когда надо "переплавить" в алхимическом тигле родного языка высокоорганизованный текст."[1] Пожалуй, следует сразу предупредить читателя, что эта алхимическая "переплавка" Милены Макаровой оказалась более чем успешной.

Название сборника вбирает в себя все многообразие лирических текстов латышской поэтессы, впервые переведенных на русский язык. Поэтика названия отсылает, с одной стороны,  к амбивалентности, заложенной в интенции всего сборника. А с другой – к важности предметного мира, и отношения лирического героя (героини) к этому пространству реальности. Алхимическое начало, которым Ланга наделяет поэзию, возвращает ей ее сакральность и предлагает свое виденье таинства рождения рифмы:

"И ты видишь теперь, как рождаются рифмы –

Полуслепой дядюшка держит на ниточке мир,

Пятилетний Вольфганг дирижирует балетом пылинок,

Журавль журавлят своих кормит,

Руда рудою становится."[2]

Рифма овеществляется.

Соединение разных по своей фактуре и органике материалов для создания нечто нового – подобная алхимия движет поэтику лирических текстов Ланги. Риторика цикла Сообщения для рук и камней выражает это алхимическое соединение, когда человеческое тело становится равноценным камню, живое – неживому, создавая тем самым два предметных мира:

Камень крошится, камень крошится, камень крошится. Мои ключицы, мои ключицы, мои ключицы.

 Ритмичная аллитерация звуков и богатство образов сближает cтихи Ланги с фольклорными текстами, текстами-заклинаниями, текстами-заговорами, в какой-то степени обращаясь в своей интонации и интенции к имитативной магии. Природа питает лирику поэтессы, отчего тексты наполняются запахом земли, деревьями и их летне-осеннем шумом, морскими брызгами и жужжанием мух:

"Превращаются в камень сливовое дерево, клубничные семечки, рыбные кости, снежинки, окна и лица  в окнах. (…)

Камни сами выбирают себе скульпторов – ветер, потоки, дождь, муравьев…" [3]

 Один из наиболее удачных текстов сборника – Ночь Холдена. На первый взгляд кажется довольно неожиданным выбор литературного персонажа – главного героя Холдена (Holden Caulfield) из великого романа Jerome David Salinger "Catcher in the Rye" – и вынесение его имени в заглавие произведения. Но на самом деле эта литературная цитация закономерна и во многом объясняет поэтическую стратегию Лианы Ланги, становясь ключом к пониманию ее текстов. "Я пианист, который играет в чулане, чтобы никто не слышал", – эту фразу из романа Сэлинджера Ланга выбирает как эпиграф к своему произведению. Поэтика текстов Сэлинджера, его знаменитых девяти рассказов[4], характерна тем, что предметам возвращается их изначальная сила, которой они лишены в рамках идеологии антропоморфной культуры. Вещи и предметы, объекты пространства в прозе Сэлинджера получают свою изначальную единичность, самодостаточность, и вместе с тем способность генерировать бесконечное число смыслов.[5] Эта позиция транслируется (осознанно или нет) на тексты Ланги. Неслучайно Милена Макарова отмечает, что "земная реальность описывается то с жестковатой иронией (столько присущей творчеству Ланги), то с метафизической отстраненностью, то с откровенной нежностью…"[6]. Если вспомнить сэлинджеровского Холдена с его цинизмом и сарказмом, язвительностью, самоанализом и тонкой наблюдательностью, то слова из Ночи Холдена:

"Если бы я был одной из волн, что бьются о берег,

То смыл бы его начисто,

Чтобы не было места ни словам, ни движениям лишним;

Если бы я был порывом ветра, то сдул бы этот мир напрочь,

Словно пуховое одеяло – пусть хорошенько проветрится;

Если бы я был ночью, то не менялся б

Ни для кого, ни за что –

Черной загадкой, полной осколков костей, я бродил бы и рос

Бродил бы и рос среди клавиш, струн и волос (…)." [7]

окрашиваются в более глубокие цвета, выявляя литературную преемственность. Метафизическая отстраненность, которую прозорливо упоминает переводчик, также коррелирует с известной позицией Сэлинджера (и здесь он продолжает экзистенциальные идеи своего учителя Альбера Камю) об отчуждении. Предметы и явления предстают в своем безразличии к человеку, вне связи с ним, – оттого вещи таковы, как будто никто не продумал их предназначения, и это позволяет "смешивать" их функции. Внешний мир становится абсурден – просто потому, что существует сам по себе:

"Валда, в этом году весна началась рано,

И, спотыкаясь на колдобинах заморозков,

Стерла свои щиколотки до черноземной крови. (…)

В облике навозной мухи

В твою детскую залетает Будда,

Много звуков, черно-белая гамма контуров бытия."[8]

Сборник завершается  «предметным», но интонационально очень личным  текстом Вещи:

"Так вещи возвращаются ко мне (…)

Вы, вещи, научили меня быть и строить хижину на берегу реки забвенья. Там, где закат над крышами теснится и время опьяняет циферблаты. Где ласточка слюну соединяет с белой глиной и теплому карнизу благодарна." [9]

Тем самым, вещи и предметы в поэзии Лианы Ланги не вписываются в концепции или некие умозрительные схемы, но даются в «чистом виде», как чистые предметы и участки реальности[10], – и эта позиция стороннего наблюдателя помещает лирического героя текстов Лианы Ланги над пропастью во ржи, предписывает ему to hold on a coal field.

*Перевод с английского – "держаться на выжженных (угольных) полях". Одна из версий происхождения имени Холдена Коуфилда (Holden Caulfield) – главного действующего лица романа Д. Сэлинджера "Над пропастью во ржи" (1951). Таким образом Сэлинджер указывает роль главного героя в современном мире, а также ссылается на название произведения Catcher in the Rye, отчасти дополняя его.